Священник был действительно готов и сидел около образов. При появлении Кураевых он указал молча жениху и невесте их места. Павел и Юлия стали рядом, но довольно далеко друг от друга; Владимир Андреич, Марья Ивановна и Наденька молились. Несколько горничных девок выглядывало из коридора, чтобы
посмотреть на церемонию и на жениха; насчет последнего сделано было ими несколько замечаний.
Неточные совпадения
Дю-Шарио
смотрел из окна
на всю эту
церемонию и, держась за бока, кричал:"Sont-ils betes! dieux des dieux! sont-ils betes, ces moujiks de Gloupoff!"[Какие дураки! клянусь богом! какие дураки эти глуповские мужики! (франц.)]
— Ах, как бы я желала
посмотреть на всю эту
церемонию! — произнесла Сусанна Николаевна.
Колесников мрачно
смотрел на эту
церемонию, ухмыляясь не то злобно, не то иронически, и, когда мужики ушли, скосил глаз
на задумавшегося Сашу и тихо сказал Андрею Иванычу...
— Ну что за
церемонии в деревне, — сказал он, глядя
на мою голову в платке и улыбаясь, — ведь вам не совестно Григория, а я, право, для вас Григорий. — Но именно теперь мне показалось, что он
смотрит на меня совсем не так, как мог
смотреть Григорий, и мне стало неловко.
Пожалуйте же, что там,
на церемонии, происходит. По окончании поклонений и подарков, Петрусь тут же был посажен, и рука брадобрея, брившего еще дедушку нашего, оголила бороду Петруся, довольно по черноте волос заметную; батенька с большим чувством
смотрели на это важное и торжественное действие; а маменька пугались всякого движения бритвы, боясь, чтобы брадобрей, по неосторожности, не перерезал горла Петрусю, и только все ахали.
Они расстроили меня, эти недовольные люди, но радость снова вернулась ко мне, когда мне стали приготовлять постель — настоящую постель,
на красивой кровати,
на кровати, которую я купил перед свадьбой, четыре года тому назад. Постлали чистую простыню, потом взбили подушки, завернули одеяло — а я
смотрел на эту торжественную
церемонию, и в глазах у меня стояли слезы от смеха.
Другие враги Бестужева, Шуваловы и Воронцов, держались благодаря своим женам, но трепетали перед всемогущим канцлером. Великий князь, о котором Бестужев отзывался с величайшим презрением, лишенный своей голштинской свиты, которую канцлер выгнал без всяких
церемоний из России, и великая княгиня,
на которую он
смотрел как
на малозначащую девочку, окруженные соглядатаями, не могли ни двинуться, ни вымолвить слова без его ведома.
Она осталась только еще
на один день, чтобы
посмотреть, «как Владимира памятнику
церемонию делают», и, увидав, как в престрашный жар несколько солдат в мундирах упали замертво
на мостовую, совсем расстроилась и уехала
на север. По дороге в вагонах успокоилась и стала размышлять, что ей еще нельзя быть в толпе, что она человек тихий и ей нужна тишина. Дети ее
на ногах, и у всех у них есть свой ум и рукомесло, ей уже можно теперь пожить для себя.